ЧЕТВЕРТЬ ЛЬВА И КАИН

— Кофе? Сигару?—-густой бас звучал сердечно, ла­сково. Словно теплая волна, он затопил весь просторный сад, разбитый на крыше многоэтажного особняка. В даль­нем углу сада встрепенулась прирученная лань, повернула на голос голову, стояла раздувая черные ноздри, напря­женно вглядываясь в сгущавшиеся сумерки. В центре сада на лужайке стоял стол, за которым сидели трое—* хозяин дома англичанин Чарльз Бернли, богач, владелец газет и журналов; индиец Манубхай Дхар, видный поли­тический обозреватель ряда популярных издании, и я.

Бомбейский вечер был теплый, влажный, как, впрочем, почти все триста шестьдесят пять его собратьев-близне­цов. В толпившихся вокруг домах вспыхивал свет, на их крышах и стенах заиграла, завертелась, забегала реклама, замерцали светлячками фары бойко трусивших где-то внизу автомобилей. Лишь печально известный район Крас­ных фонарей едва сочился жидким полумраком и был по­хож отсюда на огромный болезненный синяк, да мрачно нависла где-то сзади над нами Башня Молчания — угрю­мая усыпальница парсов.

После обильного англо-индийского обеда Чарльза Берн­ли потянуло на философию. Высокий, сухопарый, с густой копной седых волос — словно свежевзбитое безе, с иголоч­ки одетый, он являл собой образец джентльмена во всех отношениях. Когда он говорил и особенно смеялся, его не­померно большой кадык методично прыгал вверх —вниз, как поршень в цилиндре.

—   Свобода,— мечтательно тянул он, глядя на меня из-под мохнатых бровей.— Как только мы почувствовали, чтоиндийцы вполне созрели для самоуправления, мы добро­вольно ушли."..

Манубхай Дхар широко улыбался, согласно кивал го­ловой. Толст он был невероятно. Казалось, по лицу его стекает не пот, а жир. Глядя на него, я почему-то подумал,

что его, видимо, откармливали так же, как гусей: грецкими орехами и без каких бы то ни было моционов. Иначе разве можно так разжиреть?

Полузакрыв пушистыми ресницами большие черные, умные глаза, которые, казалось, по ошибке забрели на это неестественно распухшее от самодовольства лицо, он улы­бался, шумно пыхтел, кивал головой.

А я вспомнил о сипаях, которые громом своих пушек в середине прошлого столетия возвестили британцам о том, что «жемчужина» превратилась в  пороховую бочку.

Оттуда, где мы сидели, была отчетливо видна золотая ниточка красавицы-набережной Бомбея — Мариин Драйв. Семнадцать лет назад здесь вышли на бой за свободу мо­ряки бомбейского экипажа.

А вот там, увитые гирляндами иллюминаций, высятся Ворота Индии. Эта внушительная арка была воздвигнута •в честь британских монархов. Через эти ворота они вхо­дили в Индию. Через эти ворота в сорок седьмом году по­следний английский солдат покинул страну.

—   Простите меня за политические банальности,—- про­должал англичанин.— Но я говорю с вами как журналистс журналистом. Вы придерживаетесь одних взглядов, я