Главы
Добротные каменные дома, аккуратно выкрашенные в белый и зеленый цвета, застенчивые парки, компактные стадионы, уютная набережная (ба-тумекая в миниатюре), самоуверенный дворец бывшего французского генерал-губернатора с многочисленными публичными домами прямо напротив. Еще совсем недавно город был колонией Франции. Об этом безмолвно кричат рекламные щиты на французском языке, названия магази-нов~ и клубов; стучат шпильками по тротуарам редкие, оставшиеся еще здесь француженки, лихо жестикулируют на нескольких перекрестках полицейские в еще неизношенных мундирах и фуражках французских жандармов...
Изрядно проголодавшись, мы быстро разыскали «Жертву тайфуна» — фешенебельный ресторан при вместительном отеле. Назойливое внимание прислуги, залежалые полотенца и простыни, безлюдные холлы — все говорило о том, что особой популярностью это место не пользуется. Мы наскоро ополоснулись, заказали ужин — и, конечно же, омлет по-парижски, вышли на террасу, прихватив с собой по стаканчику виски с содовой. Предвкушая золотистое гастрономическое чудо и чарку доброго французского вина, мой попутчик, советский инженер со строительства теплоэлектростанции в Иейвели, задремал в глубоком кресле. Я машинально листал свежий «Лайф», напряженно ловя дразнящие запахи кухни. Увитая зеленью пустынная терраса погрузилась в предзакатные сумерки. Лишь узкая полоска света из зала падала мне на колени. Изредка ветер доносил свирепый рев шторма да обрывки модных американских мелодий—в расположенном неподалеку клубе для местной аристократии уныло убивали очередную субботу.
Вдруг зажглось сразу несколько сильных люстр, на террасе появился человек. Волосатый, высокий, загорелый, с удивительно длинными дряблыми ногами, он как-то странно вышагивал, жеманно подрагивая и в то же время важно неся свое упитанное тело, как драгоценную бьющуюся посудину. Вся его одежда состояла из коротеньких синих штанишек с белым кантиком и. белоснежного — в обтяжку — бушета. Волосат он был невероятно — не говоря уж о ногах, руках, груди, ушах, крупном красном носе; кустики темных волос росли, казалось, из самых глаз его. Но как ни удивительно, это не отпугивало. Напротив, он сразу вызывал добрую усмешку, представлялся каким-то очень домашним, милым, медовежалым.
Подойдя к нам, он радушно улыбнулся и, кивнув большой головой, представился на чистом французском языке:
— Шарль Доннэ, владелец сей скромной харчевни идряхлой обители.
Мы поднялись, собираясь назвать себя. Но в это время метрдотель громко пригласил к столу, и мы все перешли в зал, обменявшись на ходу традиционными впечатлениями о погоде.
— Господа,— продолжил наш хозяин, когда мы уселись за огромный стол в центре зала,— в наши дни так редко встретишь в этой глуши культурных людей. Вы понимаете, о чем я говорю?
Он был явно под шафе, чувствовалось, что человек жаждет излить душу.
Он сделал паузу, со вздохом огляделся по сторонам,