Главы
Слушатели: Правда, что в Харькове самая большая площадь в Советском Союзе?
Он: Конечно, правда. Все признают, что она больше Красной площади в Москве.
Слушатели:- Разве в вашем городе не самые красивые
девушки?
Он: Несомненно.
Слушатели: Почему же вы в таком случае женились
на полтавчанке?
Он; Я принял ее за харьковчанку. А когда узнал, что это не так, было уже поздно. Провал харьковчанин.
По глубокому убеждению Серубина, в Харькове самая лучшая в Советском. Союзе гостиница. Самый лучший памятник Тарасу Шевченко.
— Я знаю в Харькове каждый камень,— говорил Анатолий.— Даже: если мне завяжут глаза, я найду дорогу в любой уголок города. Я родился в Харькове. Я учился в Харькове. Я женился в Харькове. Я строил в Харькове...
Возможно, Анатолий Серубин немного переигрывал. Но он истинно любил Харьков, как другие любят Киев, Запорожье, Одессу или Кривой Рог. Он был такой же патриот своего, города, как и они. Только;, может быть, более темпераментный. И, как многим другим, ему было приятно вспомнить о том,- что он оставил дома, уехав в Индию.
Рассказ второй. Есть человеческие лица, которые принято называть каменными. Они неподвижны. Они ни о чем не говорят. Но такое лицо тотчас же преобразится, как только его владелец улыбнется или заговорит. Оно сразу чудесно оживляется,- как полотно киноэкрана, на котором появились кадры фильма.
Именно' таким запомнилось нам лицо инженера Анатолия Столпового, которого мы встретили на заводе тяжелого машиностроения <в Хардваре. До того как приехать в Индию, Столповой работал начальником строительства . заводов тяжелого машиностроения на юге Украины. Более тридцати лет своей жизни отдал он строительству. Родина по заслугам оценила этого человека, сделав его лауреатом Ленинской премии.
Создатель заводов точного машиностроения, сам Столповой, не был «сконструирован» по строгим стандартам— низкого роста, толстенький, совершенно лысый. Мы поинтересовались, как он очутился в Индии,
— Вначале я сам отбирал и отправлял специалистов в Индию для работы на стройках в Бхилаи, Дургапуре,Ранчи.
Столповой подождал немного. Его глаза задорно засияли, и он продолжал: