ЖАСМИН

Полтора века назад на этом месте был повешен британскими кара­телями национальный герой тамилов Каттабома Наяккан, предводитель отважных повстанцев. Не то чтобы разре­шить памятник поставить — именем сиятельной британской короны англичане запретили под страхом смертной казни произносить вслух самое имя «мятежника».

И люди молчали. Но каждый путник, проходивший ми­мо места казни Наяккана, оставлял там камень.

Много воды утекло с тех пор. Сотни тысяч камней ле­жат у дороги под деревом недалеко от Тирнельвелли. Не знающий этого священного места пройдет мимо, не обратив внимания,— камни и камни. Да есть ли хоть один тамил, который не знает!?..

Вот подходят старик крестьянин, пожилой интеллигент в конгреосистской шапочке, молодой студент. Положили свои камни, стоят молча, сосредоточенные, задумчивые. Они оставили здесь не камни, нет,— частицу своего горя­чего, любящего сердца.

ЗМЕЯ И ФАКИР

На берегу Бенгальского залива, в Махабалипураме, где несчетные россыпи золотого песка изящно обрамляют ос­лепительную бирюзу океана, под пышными кронами сто­летних пальм факир Мани показывает смертный бой сви­репой кобры с неуловимой мангустой...

Невысокий, пожилой индиец с лицом, иссеченным мор­щинами, темный, как все южане, и бедно одетый, достал из-за пазухи плоский сверток, бережно обмотанный тряп­ками, и стал'показывать нам бумаги, красноречиво дока­зывавшие его мастерство. Это были своего рода благодар­ственные грамоты, выданные в основном командами ино­странных пароходов, которые заходили в мадрасский порт.

Пока мы читали, факир разложил на земле свое нехит­рое хозяйство. Оно состояло из двух невысоких круглых

корзин. "На пово'дке' у Мани, беспокойно обнюхивая кор­зины, суетилась взрослая мангуста. Сняв крышку с одной из корзин, факир ловко схватил кобру двумя пальцами за голову, выволок ее на песок. Змея — трехметровая коро­левская кобра—мгновенно приняла боевую стоику, раз­дулась, закачалась из стороны в сторону. Мангуста замер­ла. Почувствовав, что поводок ослаблен, она стала мелкими, едва заметными движениями приближаться к змее. Бро­сились они друг на друга одновременно. Молнией мельк­нула мангуста, черной стрелой упала кобра. Но зверек, видимо, на какое-то мгновение опередил своего противника. Даже пасть раскрыть змея не успела. Мангуста вцепилась ей в голову, прихватив губы клыками намертво, словно' клещами, и стала трепать, как прачки треплют белье, преж­де чем повесить его сушить. Кобра, огромная и еще ми­нуту назад грозная, беспомощно извивалась, на песок ка­пала кровь...

Между прочим, у кобр, которых держат бродячие фа­киры, ядовитая железа, как правило, удаляется. Но фа­киры работают и с полноценными змеями. Я имею в виду кобр-крысоловов. В Бомбее мне как-то довелось наблюдать такую картину. Капитан грузового иностранного судна, на котором развелись крысы, пригласил факира, предвари­тельно дав команде увольнительную на берег.