ЖАСМИН

Второй раз, третий, пятый... Зато теперь любо-дорого смотреть на его работу. Или -Зия Хасан, ведь золотые руки и голова смышленая —■ что твое конструкторское бюро...

Перекур кончился, и мы распрощались. Я уже напра­вился было вниз, когда меня окликнул Никифоров. Подой­дя, он достал из нагрудного кармана спецовки металличе­ский квадратик, протянул его мне::

—   На память о нашей бригаде. Из первого ковша бхи-лайской стали...

Год спустя довелось мне побывать на юге Индии, в Нейвели, где с помощью нашей страны строится мощная теплоэлектростанция. В незаконченной глыбе бетона и ста­ли уже угадывались контуры будущего дворца света. По строительной площадке двигались десятки грузовиков с ящиками, бока которых мелькали привычными визитными карточками: «Одесса — Мадрас». Кругом кипела работа. Вот группа индийцев переносит на головах пудовые корзи­ны цемента, а неподалеку укрощают только что собран­ные механизмы, огненными всполохами вольтовой дуги благословляя намертво обнявшиеся металлические балки. Зелеными, красными, синими брызгами мелькали сари, сверкали под солнцем шоколадные тела. Непрерывен, как рокот горной реки, гул моторов, скрежет и звон металла, людской говор.

Я стою у фасада станции, жду свой «джип», чтобы от­правиться в поселок... Но что это? Вы слышите? Да ведь... Ну конечно, это песня, песня, черт возьми!

— Э-э-эй, у-у-ухнем! — летит из-под самой крыши, словно отдаленный удар в набат.

—    Налладху-у-у, аняе-е-е! * —взрывается с удесяте­ренной силой.

—    Еще разик, е-еще р-а-з!

Бог ты мой! Никифоров в Нейвели, а я и ведать об этом не ведаю. В мгновение ока взлетаю наверх. Перевожу дыхание, оглядываюсь. На меня молча, с доброжелатель­ным любопытством смотрят несколько незнакомых индий­цев. Я тоже молчу  в недоумении.

— Нехорошо старых друзей забывать,— говорит вдруг кто-то с мягким акцентом за моей спиной. Оборачиваюсь и тут же встречаю взгляд знакомых сияющих черных глаз.

—    Бхилаи?

—    Да.

—    Третья домна?

—    Третья домна.

—    Махеш Кумар?

—