Главы
А я всегда считал, что изучение жизни не может быть полным, если должное внимание не уделено обоим аспектам жизни: дневному и ночному. Для меня ночь — продолжение дня, и отношение к ней должно быть столь же добросовестным, как и к ее ранней половине, когда лучи солнца освещают сей мир.
Я обязан подобной концепцией дня и ночи тому времени, когда наш деревенский доктор возвратился из-за границы в Индию. Он частенько заявлял, что в возрасте сорока пяти лет имел стаж работы в области медицины, равный пятидесяти годам. Его собеседники, разумеется, бывали обиты с толку подобной запутанной арифметикой. И он разъяснял, пожимая плечами: «Я начал практиковать в зрелом возрасте — двадцати лет от роду. Работал я день и ночь. Это дало мне двадцатипятилетний стаж в течение дня и еще двадцать пять лет стажа в течение ночи. Что в целом дает как раз пятьдесят лет». Обратите внимание: пятьдесят в сорок пять. Чудодейственная концепция, не так ли?
Как говорит несуществующая пословица, на вопросы, о которых молчат путеводители, находят ответ ноги туриста. Я отбросил в сторону туристские проспекты и отважился ринуться в неизвестное. Я решил «открывать» ночную
жизнь Киева сам, без гидов, твердо веря, что должна же она все-таки существовать. Начал я свои скитания незадолго до полуночи.
И в самом начале должен признаться, что был слегка разочарован. Даже после многочасового пояска я не смог найти ночного клуба, где я мог бы сесть за столик и, потягивая шампанское, завязать диалог, в го время как мои слипающиеся глаза уставились бы на ослепительных девиц, исполняющих стриптиз. И не только этого. Я не смог найти и бара, где я мог бы сидеть до рассвета И смотреть сквозь кольца табачного дыма на красавиц с затуманенными глазами. Правда, бары я смог обнаружить в изобилии. Но сразу же после одиннадцати часов вечера в баре гас свет.
На улице было достаточно неоновых огней — верный признак существования ночной жизни на Крещатике. Каштаны и липы отбрасывали огромные тени на тротуары. Дул легкий ветер. То и дело проносились такси, проскальзывали троллейбусы. И было множество народа. Такое множество, словно вы на ярмарке. Нет, не го. Такое множество, словно толпы народа расходятся после окончания большого митинга. И опять-таки не то. Такое множество, словно только что закончился футбольный матч. Нет, не то. Опять мне не удается передать верное впечатление. Такое множество, словно здесь сейчас сошлись вместе все те люди, которых вы видели за целый день!
Но во всем этом есть одна особенность. Народ здесь был спокойный, степенный. Никто не шел один. Преимущественно здесь прогуливались группами из двух, трех, четырех человек. Были даже группы из двенадцати и более человек. Одни разговаривали вполголоса, другие громко спорили, третьи ограничивались шепотом. Некоторые шутили, смеялись, хихикали. Время от времени кто-то из группы говорил нечто озорное и, подзадоривая других, убегал, вызывая остальных на погоню за ним или за ней. Совсем как на некоторых украинских фольклорных картинках, при входе в метро подвижные старушки продавали букеты цветов.
Среди вышедшей из метро группы людей мне попалась пара, танцевавшая. твист. Мелодия вырывалась из транзисторного приемника, висевшего на плече юноши.